«Не все в жизни измеряется деньгами», — учили нас в детстве. Жизнь скорректировала: «Но все имеет денежный эквивалент». Правда, порой эквивалент ну очень неожиданный...
Беня в начале 70-х учился в саратовском политехе. В то время как его сокурсники проходили сложные курсы социализации в женских комнатах политеховских и мединститутского общежитий, Беню тянуло на романтику и экзотику. Жаркие, но скоротечные романы со студентками консерватории вызваны были не только желанием как-то выделиться среди приземленных «политехников», удовлетворенных местными «синицами в руках», но и чувством вины за то, что он не послушался самую лучшую в мире еврейскую маму, которая хотела видеть Беню в консерватории. Вот туда, в консерваторию, студент политеха и ходил. К девочкам.
Жаркими бурными ночами, проведенными с «консерваторскими», он при всем желании мог хвастаться перед сокурсниками не так часто, как другие. Причиной всему был студент консерватории Леня, за которым лучшие девочки ходили табуном. Лене все прочили великую музыкальную карьеру, но любвеобилен он был не только по отношению к музыке. Любые разговоры Бени с девушками обрывались, когда собеседницы видели Леню. Беня считал себя уязвленным и мечтал отбить у Лени хотя бы парочку его поклонниц. Однако переключить их внимание было нечем: голос был совсем не серебряный, а немножечко картавый, мучительница-скрипка еще на первом курсе политеха была продана кому-то из юных родственников, возможность применить другие инструменты воздействия не давали выходы на публику все того же Лени.
Теплым майским выходным утром студент Беня сидел грустный на лавочке у свежепостроенного корпуса факультета электронной техники и в душе у него играл «Реквием». Сокурсник Серега, посвященный в тайну друга, думал недолго:
— Беня, я тебя умоляю, ты так и не придумал, что делать? Ты ходишь туда один. Он тоже приходит туда один. Девочек вокруг него вертится много, достается ему для компании две-три, остальные уходят за кадр. Неужели тебе так важно закадрить именно тех, кто на данный вечер уходят с Леней? За кадром остаются многие другие, разочарованные! Иди уже в консерваторию и карауль тех, кто остался за бортом... Лучше присмотри двоих...
Бене эта идея понравилась и в течение следующей недели он словно на парусах летал, а вечером в пятницу шепнул Сереге:
— Ты был прав! Все идет классно! Мы с ней уже целую неделю встречаемся! Завтра вечером идем к ней в гости, потом – гулять в «Липки». Она придет с подругой. Подруга — твоя.
На следующий день Беня помчался к девочкам, не пообедав. Серега был этим очень недоволен, но Беня сказал, что «девочки нам стол накроют». Серега не верил в рокфеллерские капиталы студенток консерватории, но понадеялся на Бенин кошелек. Уже на подходе к консерватории выяснилось, что карманы Бени пусты. Девочки действительно «накрыли стол»: налили гостям чаю и намазали плавленым сырком по кусочку батона. Кусочка хватило на два укуса. Серега и Беня, впрочем, бодрились: не есть же они сюда пришли! Когда чай был выпит, компания направилась в Липки и разделилась на пары, которые принялись нарезать круги по аллеям парка. В ходе беседы выяснилось, что девушки живут в разных комнатах общаги и что совершенно случайно сегодня они ночуют одни... в смысле, без соседки по комнате... и им, кажется, будет страшно одним... Когда солнце завалилось за Лысую гору и «Липки» опустели, парочки неспешно направились на ужин, который вполне мог перейти в завтрак. Шумная компания, преградившая путь парочкам, молодых людей не смутила: Серега вырос во дворе, где кулачные бои были необходимым средством выживания, да и Беня с детства владел искусством в ответ на шутки про свою национальность запихивать эти шутки кулаками обратно. Но такого удара не ожидал никто.
— Лена! Ты одна!?? Вечером!?? Какая ты смелая! И все-таки давай я тебя провожу! — от шумной толпы отделился... ну, конечно же, Леня.
Дальше было уж совсем неинтересно. Лена буквально выпорхнула из объятий Бени в объятья Лени. Ее подружка бросилась следом:
— А меня, Леня? И меня проводи!
И шумная компания растаяла на вечерних улицах Саратова.
— Беня! — тут Серега сказал такую тираду, что плетущиеся мимо работяги смущенно закашлялись и ускорили шаг. В переводе на язык Пушкина это звучало, как «Почему ты, кретин, удержал меня, когда я хотел дать в морду этому самовлюбленному мерзавцу, с мамой которого я, кажется, провел не одну ночь? А теперь я голодный, сексуально неудовлетворенный, и сейчас думаю над тем, сожрать ли тебя, или надругаться».
Беня ответил аналогичной тирадой, смысл которой сводился к тому, что если Серега за девочками ухаживает ради поесть, то он неправильно себе об этом думает; а поесть они успевают, потому что ближайший универмаг — напротив консерватории — еще работает. А что касается других потребностей, то Беня более не считает возможным даже думать в этом смысле о таких аморальных особах, как Лена и ее подружка, которые с малых лет столь неразборчивы и безнравственны. И считает, что внезапно прерванный контакт с девушками такого поведения, возможно, помог им сохранить здоровье и моральный облик.
Улицы Радищева, Сакко и Ванцетти и проспект Кирова от таких тирад смущенно замолчали, а Беня и Серега пошли в магазин, купили батон и литровую бутылку молока, развернули все это на газетке на одной из скамеек необустроенной еще набережной и начали ужинать. Идущие мимо милиционеры, которые увидели сидящих в полутьме молодых людей в белоснежных рубашках, темных брюках и галстуках, и пьющих «из горла» молоко, догадались безо всяких объяснений, что перед ними голодные студенты и пожелали благополучно добраться домой.
Через несколько лет на вечеринке, посвященной обмыванию диплома (скидывались всей группой, поэтому хватило денег на кафе), Серега вдруг узнал в одной из раздатчиц подругу Леночки, смущенно прятавшую лицо. Друзья обменялись короткими междометиями, исчерпывающе полно характеризующими моральный облик дамы, после чего Серега поинтересовался:
— Послушай, Беня, а ведь ты ж тогда, паразит, говорил, что денег с собой не взял, все нахаляву надеялся. И у меня только трюльник был – берёг на трамвай А на какие шиши мы тогда батон с молоком покупали? А потом еще на трамвае ехали?
— Ты знаешь закон сохранения энергии? — начал умничать Беня. — Если в одном месте что-то исчезнет, то в другом появится. Природа не терпит пустоты, и вместо одного количества массы и энергии появляется такое же количество, но в другой форме... Короче, — смешался он под гневным взглядом Сереги, — когда этот кадр возле нас крутился, я заметил, что у него над карманом обтягивающих его зад брюк какой-то кружок блестит. Я думал, это он для выпендрежа что-то нацепил, ну там заклепочку или еще чего. А это был рубль, готовый к выпадению... И когда Леня кинулся девочку тискать, рубль оземь звякнул, только никто кроме меня на это внимания не обратил. Таким образом мы получили денежный эквивалент нашего морального урона.
Серега замолчал и с презрением открыто посмотрел на девочку-изменщицу.
— Знаешь, — сказал он Бене, — по-моему, нам переплатили.
Беня в начале 70-х учился в саратовском политехе. В то время как его сокурсники проходили сложные курсы социализации в женских комнатах политеховских и мединститутского общежитий, Беню тянуло на романтику и экзотику. Жаркие, но скоротечные романы со студентками консерватории вызваны были не только желанием как-то выделиться среди приземленных «политехников», удовлетворенных местными «синицами в руках», но и чувством вины за то, что он не послушался самую лучшую в мире еврейскую маму, которая хотела видеть Беню в консерватории. Вот туда, в консерваторию, студент политеха и ходил. К девочкам.
Жаркими бурными ночами, проведенными с «консерваторскими», он при всем желании мог хвастаться перед сокурсниками не так часто, как другие. Причиной всему был студент консерватории Леня, за которым лучшие девочки ходили табуном. Лене все прочили великую музыкальную карьеру, но любвеобилен он был не только по отношению к музыке. Любые разговоры Бени с девушками обрывались, когда собеседницы видели Леню. Беня считал себя уязвленным и мечтал отбить у Лени хотя бы парочку его поклонниц. Однако переключить их внимание было нечем: голос был совсем не серебряный, а немножечко картавый, мучительница-скрипка еще на первом курсе политеха была продана кому-то из юных родственников, возможность применить другие инструменты воздействия не давали выходы на публику все того же Лени.
Теплым майским выходным утром студент Беня сидел грустный на лавочке у свежепостроенного корпуса факультета электронной техники и в душе у него играл «Реквием». Сокурсник Серега, посвященный в тайну друга, думал недолго:
— Беня, я тебя умоляю, ты так и не придумал, что делать? Ты ходишь туда один. Он тоже приходит туда один. Девочек вокруг него вертится много, достается ему для компании две-три, остальные уходят за кадр. Неужели тебе так важно закадрить именно тех, кто на данный вечер уходят с Леней? За кадром остаются многие другие, разочарованные! Иди уже в консерваторию и карауль тех, кто остался за бортом... Лучше присмотри двоих...
Бене эта идея понравилась и в течение следующей недели он словно на парусах летал, а вечером в пятницу шепнул Сереге:
— Ты был прав! Все идет классно! Мы с ней уже целую неделю встречаемся! Завтра вечером идем к ней в гости, потом – гулять в «Липки». Она придет с подругой. Подруга — твоя.
На следующий день Беня помчался к девочкам, не пообедав. Серега был этим очень недоволен, но Беня сказал, что «девочки нам стол накроют». Серега не верил в рокфеллерские капиталы студенток консерватории, но понадеялся на Бенин кошелек. Уже на подходе к консерватории выяснилось, что карманы Бени пусты. Девочки действительно «накрыли стол»: налили гостям чаю и намазали плавленым сырком по кусочку батона. Кусочка хватило на два укуса. Серега и Беня, впрочем, бодрились: не есть же они сюда пришли! Когда чай был выпит, компания направилась в Липки и разделилась на пары, которые принялись нарезать круги по аллеям парка. В ходе беседы выяснилось, что девушки живут в разных комнатах общаги и что совершенно случайно сегодня они ночуют одни... в смысле, без соседки по комнате... и им, кажется, будет страшно одним... Когда солнце завалилось за Лысую гору и «Липки» опустели, парочки неспешно направились на ужин, который вполне мог перейти в завтрак. Шумная компания, преградившая путь парочкам, молодых людей не смутила: Серега вырос во дворе, где кулачные бои были необходимым средством выживания, да и Беня с детства владел искусством в ответ на шутки про свою национальность запихивать эти шутки кулаками обратно. Но такого удара не ожидал никто.
— Лена! Ты одна!?? Вечером!?? Какая ты смелая! И все-таки давай я тебя провожу! — от шумной толпы отделился... ну, конечно же, Леня.
Дальше было уж совсем неинтересно. Лена буквально выпорхнула из объятий Бени в объятья Лени. Ее подружка бросилась следом:
— А меня, Леня? И меня проводи!
И шумная компания растаяла на вечерних улицах Саратова.
— Беня! — тут Серега сказал такую тираду, что плетущиеся мимо работяги смущенно закашлялись и ускорили шаг. В переводе на язык Пушкина это звучало, как «Почему ты, кретин, удержал меня, когда я хотел дать в морду этому самовлюбленному мерзавцу, с мамой которого я, кажется, провел не одну ночь? А теперь я голодный, сексуально неудовлетворенный, и сейчас думаю над тем, сожрать ли тебя, или надругаться».
Беня ответил аналогичной тирадой, смысл которой сводился к тому, что если Серега за девочками ухаживает ради поесть, то он неправильно себе об этом думает; а поесть они успевают, потому что ближайший универмаг — напротив консерватории — еще работает. А что касается других потребностей, то Беня более не считает возможным даже думать в этом смысле о таких аморальных особах, как Лена и ее подружка, которые с малых лет столь неразборчивы и безнравственны. И считает, что внезапно прерванный контакт с девушками такого поведения, возможно, помог им сохранить здоровье и моральный облик.
Улицы Радищева, Сакко и Ванцетти и проспект Кирова от таких тирад смущенно замолчали, а Беня и Серега пошли в магазин, купили батон и литровую бутылку молока, развернули все это на газетке на одной из скамеек необустроенной еще набережной и начали ужинать. Идущие мимо милиционеры, которые увидели сидящих в полутьме молодых людей в белоснежных рубашках, темных брюках и галстуках, и пьющих «из горла» молоко, догадались безо всяких объяснений, что перед ними голодные студенты и пожелали благополучно добраться домой.
Через несколько лет на вечеринке, посвященной обмыванию диплома (скидывались всей группой, поэтому хватило денег на кафе), Серега вдруг узнал в одной из раздатчиц подругу Леночки, смущенно прятавшую лицо. Друзья обменялись короткими междометиями, исчерпывающе полно характеризующими моральный облик дамы, после чего Серега поинтересовался:
— Послушай, Беня, а ведь ты ж тогда, паразит, говорил, что денег с собой не взял, все нахаляву надеялся. И у меня только трюльник был – берёг на трамвай А на какие шиши мы тогда батон с молоком покупали? А потом еще на трамвае ехали?
— Ты знаешь закон сохранения энергии? — начал умничать Беня. — Если в одном месте что-то исчезнет, то в другом появится. Природа не терпит пустоты, и вместо одного количества массы и энергии появляется такое же количество, но в другой форме... Короче, — смешался он под гневным взглядом Сереги, — когда этот кадр возле нас крутился, я заметил, что у него над карманом обтягивающих его зад брюк какой-то кружок блестит. Я думал, это он для выпендрежа что-то нацепил, ну там заклепочку или еще чего. А это был рубль, готовый к выпадению... И когда Леня кинулся девочку тискать, рубль оземь звякнул, только никто кроме меня на это внимания не обратил. Таким образом мы получили денежный эквивалент нашего морального урона.
Серега замолчал и с презрением открыто посмотрел на девочку-изменщицу.
— Знаешь, — сказал он Бене, — по-моему, нам переплатили.
Комментарии